В шестилетнем возрасте, родители отправили меня заниматься акробатикой в спортивный комплекс "Крылья советов". Отправили меня туда за компанию со старшей сестрой, чтобы приводить и забирать сразу обоих.
Диковатый дворец физкультуры Осоавиахима на Ленинградском проспекте строился как конный манеж. Поэтому первое впечатление от акробатики – это холодрыга осенью, зимой и весной. Я начинал мёрзнуть в двадцатиградусный мороз в ожидании троллейбуса на остановке, и в самом троллейбусе, потом продолжал мёрзнуть в раздевалке, и окончательно замерзал в акробатическом зале на занятиях.
Вдобавок к слабому отоплению в нашем зале вместо одной стены было окно. Это было окно от самого пола до потолка. Оно состояло из металлического каркаса, в который были вставлены толстые, но одинарные стекла. Поэтому в январе от окна шёл лютый холод. В зале было около двенадцати градусов.
Мы неуклюже ползали по матам, неуверенно кувыркались, с кривыми ногами садились на шпагат, болтались макаронинами на брусьях, падали с бревна, спотыкались в прыжке о трамплин и неуклюже опрокидывали козла для прыжков, хныкали во время растяжек. Но меня согревало то, что где-то там в будущем мы дотянемся до колец, научимся делать двойное сальто, вертеть солнышко, кувыркаться в прыжке под потолком и ходить колесом на бревне. Но начиналось всё с того, что надо было тянуться.
Тянуться означало сесть попой на коричневые клеёнчатые маты из продавленного поролона, свести ноги вместе, вытянуть, сложиться пополам в пояснице и стараться достать руками до носков. Колени не сгибать. Носок тянуть. Или сесть жабой, почти как по-турецки, но разведя колени ещё шире, упереть ступню в ступню и локтями прижимать колени к полу, разводя их.
Во время такой растяжки подходила компактная девушка-тренер. Казалось черты её лица нарисованы остро наточенными твердым простым карандашом на белоснежном листе. Она не подходила, эта пантера, она возникала в облегающем синем трико и узких чёрных шортах и ладошкой девушки-подростка надавливала на тело в самом болезненном направлении, проверяя растяжку.
Когда худенькая девушка-тренер видела, что растяжка плохая, она начинала работать с каждым индивидуально. У неё было несколько любимых упражнений.
Растяжка на спине, где надо было лечь спиной на мат, одну ногу вытянуть вдоль пола, а другую задрать. Девушка садилась на лежащую на полу ногу, зажимала её между ног, животом и грудью налегала на всё моё туловище и обеими руками толкала мою вторую ногу куда-то за ухо. Моё лицо упиралось в её подмышку, а щека в грудь. Боль прокладывала дорожку от носка одной ноги, через промежность и поясницу к носку другой.
Ещё девушка-тренер растягивала на поперечный шпагат. Я ложился на спину, а она вставала коленями так, что моя голова оказывалась между её ног. Коленями она прижимала мои плечи к матам, руками оплетала мои голени, и тянула их на себя, а плечами разводила мои ноги в разные стороны. Болью наполнялись внутренние мышцы бёдер.
Потом она тянула мне поясницу. Для этого я садился, вытягивал ноги, а девушка-тренер на корточках фиксировала попой мои ступни и сгибала меня пополам. При этом моя макушка упиралась в её живот. Теперь боль терзала пальцы ног, ступни, голени, бедра, поясницу, спину, плечи, руки до самых пальцев.
Девушка-тренер работала со мной медленно, тщательно выверяя каждое усилие. Сперва разминала и разогревала, покачиваясь в разные стороны. Потом она исследовала мои мышцы и связки нагрузкой, заставляла их напрягаться и замирать. Наконец она определяла нерастянутое место и напирала туда, где ощущала сопротивление. Она терпеливо искала боль, а когда находила, делала её почти нестерпимой. Нельзя было не завыть. Слёзы брызгали сами собой. При этом я не плакал, но слёзы всё равно текли. Стон, который невозможно сдержать, мало помогал, но девушка-тренер его ждала. Стон означал, что растяжка перешла в новую стадию. Когда девушка-тренер слышала стон в её теле появлялось удовлетворение, оно твердело, она переставала искать боль и насыщалась ею, продлевая найденным движением, повторяя его раз за разом, только чуть больше, чуть сильнее. Во время боли она давила с осторожностью и никогда не перебарщивала.
Когда растяжки только начинались, я пытался симулировать стоны. Однако слыша стон фальшивой боли, девушка-тренер зверела и растягивала так, что появлялась боль настоящая. Да такая, что вой от неё разительно отличался от притворного стона.
Во время этих упражнений глаза девушки-тренера щелились, на лбу выступала испарина, она закусывала нижнюю губу и вся вибрировала от натуги. Сама девушка-тренер умудрялась быть и упругой, и податливой в разных местах. Она умела растягивать в разных позах. Во время растяжек она полностью повторяла рельеф тела растягиваемого, становилась его частью. Её щека, жилки на шее, ямка между ключицами, тепло мышц, влага тяжёлого дыхания, пряди волос, всё это заставляло терпеть боль, и хотелось, чтобы растяжка длилась.
Я плохо поддавался растяжке. Во время упражнения я напрягал мышцы и усложнял процесс - девушка-тренер хмурила бровки, дышала тяжелей, и напирала на меня изо всех сил. Мои же мышцы тоже крепли с каждым занятием. Тренеру приходилось уделять мне времени больше, чем остальным, но она меня не отчисляла.
Иногда девушка-тренер не приходила. Тогда нами никто не занимался. Происходила скучная физическая подготовка. Появлялся кто-нибудь, давал задание и уходил. В такие дни я самостоятельно упражнялся напротив окон. Я держался за деревянный поручень, идущий вдоль окна, и, стуча зубами от холода, отрабатывал унылые упражнения на сохранение равновесия.
За окнами разгонял сумерки тусклый фонарь. Или этот фонарь угадывался сквозь снегопад. Или полнела пепельная луна сквозь скрюченные деревья. Или окно было затянуто узорами льда на стекле с протаявшей дырой напротив меня. И только на ветке перед окном всегда дежурил неизменно красный и сердитый от холода снегирь. Он сварливо вертел чёрным клювом и грелся теплом от рам. Тем теплом, которого мне так не хватало.
В поисках дна
Иногда в занятиях акробатикой наступал праздник. Девушка-тренер вела нас в зал для отработки прыжков на батуте. Это был отдельный зал с самыми высокими потолками. Там на уровне пола были широкие и длинные прямоугольные ямы. Часть ям были затянутые плотной упругой сеткой - батутом. Были ямы, в которых батута не было. Под сеткой батутов были навалены обрезки грязно жёлтого поролона. Ямы без батутов были заполнены обрезками поролона целиком.
В зале батутов девушка-тренер вытягивалась, у неё прорезалось звонкое оперное сопрано, которым она командовала. Все сразу понимали, здесь опасно. Так оно и было: края ям, растяжки батутов, столкновение со стеной, неловкое падение на голову. И всё-таки мячиком скакать с батута на батут было увлекательно.
Для меня главной загадкой батутных залов были заполненные поролоном ямы, куда мы падали. С какой бы высоты я туда ни обрушивался. Какой бы частью тела я туда ни влетал. Никогда не удавалось ощутить дна этих ям. Кого бы я не спрашивал, никто не знал. Считалось, что ямы бездонные.
Наступил день, когда терпение моё иссякло, и я организовал экспедицию ко дну ям. В мальчишеской раздевалке я рассказал моим братьям по акробатике, что однажды достиг дна ямы и обнаружил там потайной лаз. Мне не поверили, тогда я предложил проверить.
Можно было бы упасть в яму и "случайно" начать зарываться в поролон и так опускаться до самого дна. Только, как избежать того, что другой прыгун может угодить в яму, когда там идут исследования? Что делать, если дна достичь не удастся? Как потом вылезти обратно? И есть ли чем дышать глубоко под поролоном?
Помогла наблюдательность. Один раз во время тренировок старших групп я увидел, как все ямы были затянуты батутами. Прыгуны вертели кувырки в воздухе подскакивая один за другим поочередно на всех батутах подряд. После соревнования половину батутов сняли, и в ямы без батутов досыпали до краёв поролона. Так я понял, что ямы с батутами и ямы без батутов одинаковые.
Поэтому я придумал другой план. Надо было пролезть между растяжками батута и искать дно у ямы, прикрытой батутом. Свет через сетчатый батут проходил, поэтому внизу всё видно. От других прыгунов и от глаз тренеров яма прикрыта. Одна беда: "случайно" под батут не залезть, а любая самодеятельность в зале батутов каралась отчислением.
Здесь-то мне и понадобились мои коллеги. Там, где отчислят одного, не отчислят всех. Поэтому в конце занятий в зале батутов мы гурьбой полезли в поролоновую бездну. Нас было человек пятнадцать. Все наперегонки принялись зарываться в поролон под батутом.
Я уже давно обдумывал это путешествие. Самым разумным было зарываться вниз вдоль угла со внешней стороны торца прямоугольной ямы. Я разгребал руками и ногами поролон и под собственными весом проваливался всё глубже. Кто-то чихал. Да, первая неприятность - пыль. В залах всегда было пыльно, но в ямах батутов куски поролона оказались пропитаны пылью и песком насквозь. Чем глубже я зарывался, тем грязнее становилось. Становилось не только грязнее, но тише и темнее. Гомон остальных исследователей я перестал замечать. Вся груда поролона содрогалась, ведь в неё зарывалось ещё несколько акробатов. Темнело, однако, слабее, чем я опасался. И поролон почти не давил сверху, и плотнее с глубиной не становился. По моим ощущениями я опустился на несколько своих ростов. Вдруг под ноги попалось что-то твердое. Несколько движений и я опустился попой на пол. Деревянный пол.
Я двинулся от угла вдоль стены. На удивление, сопротивление было мало. Вскоре я обнаружил в стене нишу. Потихоньку я проник в неё. В нише дверь, я толкнул её, тщетно. Тогда я потянул её на себя. Дверь поддалась. После недолгой борьбы с дверью и поролоном я расшатал и увеличил щель между дверью и косяком, и протиснулся туда. Это был холл, похожий на тот, через который мы попадали в зал батутов этажом выше. В холле было совсем темно, но дальше вела приоткрытая дверь на лестницу, где горели светильники.
С лестницы тянуло холодом и свежестью. Я вышел туда, и оказался в подвальном проёме той самой лестницы, по который мы ходили на занятия. Там родители караулили детей после. Там и сейчас стояло несколько женщин-мам. Я прошёл мимо, поднялся по лестнице, миновал нашу мальчиковую раздевалку и побежал в зал батутов.
В зале батутов стол ор. Экспедиция ко дну батутных ям не прошла незамеченной. У нашей ямы собралось несколько тренеров, и уже топталась группа старших акробатов. Наша девушка-тренер вся взмыленная с растрепавшимися чёрными волосами извлекала маленьких акробатов из-под батута. Она пыталась кричать, но только хрипела от пыли. Всех уже почти извлекли и пересчитывали. Не хватало меня и ещё одного мальчика.
Наконец извлекли последнего акробата. Итоги экспедиции были таковы: почти все достигли дна, однако несколько детей получили лёгкие травмы. В суматохе под поролоном одному расквасили нос, другому поставили фингал под глаз. Ещё один мальчик запаниковал под поролоном, и у него случился приступ астмы. А ещё один просто пропал. Не зря зал батутов считался опасным местом.
Тут я подошёл к яме. Меня тотчас же схватил за плечи лютый тренер-мужчина и крикнул: "Майоров нашёлся". Девушка-тренер на меня пристально прищурилась. Меня пересчитали, но в общую кучу извлеченных из-под батута не поместили.
В итоге на всю группу наложили взыскание - приговорили к физическим тренировкам. Всю следующую неделю они отжимались, подтягивались и приседали под присмотром самого лютого тренера. Я же был признан невиновным.
Целую неделю девушка-тренер занималась только со мной. В конце растяжки мои слёзы и её пот текли рекой. Однако после растяжки она неловко брала меня за руку и вела в зал батутов, где на батутах позволяла мне всё.
Как я побил Рейгана
В нашей группе был Мальчик-хулиган. Он был крупнее всех. Все упражнения удавались ему. Он хорошо прыгал. У него была лучшая растяжка. Он великолепно держал равновесие в самых невероятных позах. И была у него одна проблема: при всех этих замечательных качествах он был гадок.
Противным у него было всё: маслянистые чёрные волосы, крохотные девичьи ручки, аккуратненько подстриженные ноготки на руках и ногах, приторная вонь, которую он распространял вокруг себя, мелкие отдельно стоящие зубки, тоненький манерный голосок, кругленькие ушки. Дело было даже не во внешности, а в сумме его внешности, характера, и отношения к нему взрослых.
Мерзкий Мальчик-хулиган норовил лягнуть, толкнуть, ущипнуть любого, и в самый неподходящий момент. Кому придет в голову пнуть в живот стоящего на мостике? Ему. Кто подтолкнет падающего во время упражнения на равновесие? Он. Кто следующий прыгнет в яму в батутном зале, когда оттуда ещё не выбрался предыдущий? Он, Мальчик-хулиган.
Мальчик-хулиган обладал тонким чутьём на безнаказанность. Все свои пакости он неизменно совершал, когда тренер отворачивался. Каждый, кто осмеливался дать сдачи мальчику-хулигану, по мнению тренеров первым начинал драку и был виноват.
Когда все залезли под батут искать дно батутной ямы, именно Мальчик-хулиган расквасил нос одному и поставил фингал под глаз другому акробату. Это как всегда сошло ему с рук.
Пока он доставал всех одинаково, это было терпимо. Однако после истории с поиском дна в батутной яме он возненавидел меня. Тогда всю группу, кроме меня приговорили к недельным физическим упражнениям, и тогда же Мальчик-хулиган устроил скандал.
Казалось, это был первый раз, когда его наказали. Он протестовал. Он кричал, что я лазил в яму со всеми. Я же возражал, что не лазал. Он спрашивал, как я из ямы выбрался, а я продолжал говорить, что не лазал. Он весь извёлся. Почему меня не наказали? Как я вылез из ямы незамеченным? А я тогда шестым чувством понял, про дверь никому говорить нельзя. Все полезут через эти двери, а меня выгонят из педагогических соображений. Поэтому я стоял на своём. А Мальчик-хулиган бесился.
После истории с поиском дна Мальчик-хулиган не только невзлюбил конкретно меня. Он начал ревновать меня к нашей девушке-тренеру. Стоило мне выполнить упражнение, он подбегал и выполнял это упражнение лучше. Стоило мне подтянуться десять раз, он появлялся и подтягивался двенадцать. Стоило мне исполнить прямой кувырок, как он делал прямой и обратный.
Он даже начал бороться с моими упражнениями по растягиванию. Обычно никто не хотел делать растяжку с нашей девушкой-тренером. Она была требовательна и внимательна. Когда растяжку тренируешь сам, можно схалтурить, немного подсогнуть колено, недовытянуть носок, сгорбить спину. С девушкой-тренером такие номера не проходили. Стоило ей заметить халтуру, и она давила на колено бедром, наваливалась голенью на недовытянутый носок, ложилась корпусом на остальные части тела. На пять минут её изящное тело превращалась в живое прокрустово ложе.
Сопротивляться девушке-тренеру умел только я. С каждой растяжкой моя растяжка не становилась больше, но твердели мышцы. Мой секрет был в бездарности, я был плохим гимнастом. И в этом Мальчик-хулиган не мог меня обогнать. Но он пытался. Когда девушка-тренер начинала фиксировать и растягивать меня, Мальчик-хулиган подбегал и просил проверить, как он делает то или иное упражнение.
Дошло даже до того, что Мальчик-хулиган начал симулировать. Теперь он занимался рядом со мной. Он нарочно плохо тянул носок, подгибал колено и слабо прогибал спину. Девушка-тренер замечала это, оборачивалась девушкой-дыбой, но Мальчик-хулиган уже был растянут, она с недоумением без сопротивления проворачивала его мясорубкой своего железного тела, хмурилась и возвращалась ко мне.
Атмосфера накалялась. Мальчик-хулиган жаловался родителям, что ему уделяют мало внимания. Поскольку он был самым лучшим акробатом в группе, моя девушка-тренер начала получать замечания, что она действительно мало внимания уделяет самому перспективному акробату.
Последней каплей оказался президент-республиканец Рональд Рейган. Это был четвёртый год его президентства. Всё моё детство в программе “Время” рассказывали, какое он чудовище. В журнале “Крокодил” его рисовали топчущим тощих негров в кандалах под надписью “Апартеид”. В газете “Правда” была карикатура, где Рейган на земном шаре натягивает снаряд с надписью “СОИ” на рогатке, да так сильно натягивает, что понятно, что СОИ облетят вокруг земли и долбанут его в зад. Добрый Андропов встретился с Самантой Смит, после чего зверь Рональд Рейган убил Саманту. В стране моего детства было два злодея. Гитлер и Рейган. Но если Гитлер умер во времена моих бабушек и дедушек, то Рейган гадил прямо сейчас.
Своим внутренним чутьём Мальчик-хулиган угадал самый гадкий для меня образ и принял его. Перед занятием Мальчик-хулиган вдруг начал бегать по раздевалке на обратных четвереньках. Это выглядело неприятно. Он пауком скакал на четырёх конечностях пузом к верху по полу и по лавкам раздевалки, плевался во все стороны. Вдобавок он кричал “Я – Рейган, я – Рейган!”
В раздевалке он оплевал всех нас вонючими липкими слюнями и ринулся на обратных четвереньках в зал. Когда мы вошли туда следом, он богомолом носился по залу и поливал слюнями маты, на которых мы будем тянуться. Его крики гулко звучали по залу: “Я – Рейган! Я – Рейган!”.
На беду, в зале не было взрослых. И вакханалия продолжалась. Наконец я не выдержал, и, когда Рональд Рейган в очередной раз проносился мимо меня на обратных четвереньках, сверкая пупком и брызгая слюнями, я подсёк его. Рейган упал и вскочил. Нельзя было недооценивать Мальчика-хулигана, как многие гимнасты, он был очень опасен. Вдобавок, он был знатоком таких грязных трюков, как удар в пах или бросок мусором в глаза.
Я всегда был неумелым драчуном, но длительные растяжки в капкане тела моей девушки-тренера натренировали мои мышцы, а тупая боль под бдительным взглядом её черных глаз укрепила мой дух. Поэтому, как только Рейган оказался передо мной на двух ногах, я размахнулся и уложил его правым хуком в ухо.
Рональд Рейган повалился ничком на мат. Нокаута не было. Рейган открыл глаза и, было, приподнялся, но в этот момент заголосили в дверях зала. Оттуда неслась женщина в пёстрых одеждах и причитала. Оказалось, мама Рейгана пришла посмотреть, как он занимается акробатикой. Мальчик-хулиган тотчас же прикрыл глаза, приоткрыл рот и высунул розовенький язычок. Бедная мама была в ужасе. Мальчик позволил ей несколько минут себя теребить, пока не кончил притворяться. Он слабо поднялся, оперся на мамины руки, и она повела его прочь. Даже здесь стервец уличил момент, обернулся и победно сгримасничал.
После занятий я одевался медленно, потому что знал, эта расфуфыренная мама Мальчика-хулигана устроит скандал, и меня выгонят. В раздевалку вошла моя девушка-тренер. Глядя в сторону, она с неумелой нежностью взяла меня за руку и повела наружу. Её рука еле заметно вздрагивала. В холле она робко передала меня из рук в руки моей бабушке, развернулась и ушла. Уже на улице бабушка удивилась:
- Чем ты их разозлил? Эта спортивная мегера рыдала от злости.
- Я побил Рейгана, - отозвался я.
